"В мире книг" ВЛ. ГАКОВ ВНАЧАЛЕ БЫЛО СЛОВО... Порой запоминается лишь оно, но изреченное впервые. Некоторые авторы оставили о себе память в виде многотом- ных собраний сочинений, другие прославились всего-то одной пьесой, или парой поэтических строчек. Но встречаются в исто- рии литературы и такие, кто обессмертил себя... одним-единст- венным словом! Хотя и это немало. Изобрести его не в достопамятные вре- мена, а в начале XX века! И таким образом оставить память о себе во всех словарях мира... Тонкая книжечка, появившаяся в январе 1920 года на при- лавках пражских магазинов, поначалу не привлекла внимания чи- тателей и критиков. Отпечатано было всего две тысячи экземп- ляров, имя автора мало что говорило читающей публике, да и название на обложке, честно сказать, отбивало всякую охоту знакомиться с содержанием. Ну, во-первых, пьеса - кто же читает пьесы? Да еще снаб- женная таким вычурным подзаголовоком: "Коллективная драма в 3-х действиях с вступительной комедией"... Под стать было и название: написанное почему-то по-английски и ровно ничего не говорящее - "R.U.R. Rossum's Universal Robots"! Читателю еще нужно было напрягать память, отыскивая значения английских слов. "Р.У.Р... Какие-то "россумовские универсальные (а может быть, вселенские?)... роботы". Что за роботы? Последнее слово представляло собой какую-то загадку, ибо не отыскать его было ни в одном земном языке! Однако вся эта "заумь" на обложке, по-видимому, не поме- шала кому-то все же прочитать пьесу до конца, и спустя год она была поставлена на сцене Пражского национального театра. И в один прекрасный день автор проснулся знаменитым. Да каким знаменитым! Даже когда по прошествии некоторого времени пьеса перестала "смотреться" - а это, увы, судьба и многих достойных сценических произведений - и театральные режиссеры к ней порядком охладели, слава автора крепла изо дня в день; она росла, росла, пока не стала поистине всемирной. Сегодня не всякий искушенный театрал вспомнит, где и когда в последний раз ставили на театре пьесу Карела Чапека "Р.У.Р." - но кто из читателей фантастики не слышал о знаме- нитой книге Карела Чапека под тем же названием! Быстро сойдя со сцены, его драма о роботах начала долгую и совершенно не- предсказуемую "книжную" жизнь. А придуманные автором диковин- ные механические существа - роботы действительно обессмертили имя своего создателя. Писательской судьбе Карела Чапека нельзя не позавидо- вать. Он ввел в разговорный обиход нашего столетия новое сло- во. И "новорожденный" не только врос, укоренился в язык XX столетия, но со временем, когда близился исход и этого века, обозначил один из самых запоминающихся его символов. Вместе с ним, с этим чудо-словом вошли в искусство и на- уку новые образ и проблема. Иначе говоря, чешский писатель подарил искусству XX столетия - образ робота, и науке - проб- лему робота. Право, немало. Между прочим, столь знаменитое и так странно звучавшее на слух читателей 20-х годов слово было придумано как бы походя. Известно, что приоритет в этом, строго говоря, принадле- жит Чапеку - но не Карелу, а его брату Йозефу, театральному художнику и книжному иллюстратору. Существует почти канонизи- рованный текст легенды о том, как это произошло. Замысел фантастической драмы об искусственных существах, вышедших из-под контроля и восставших против своих создате- лей, возник в голове молодого писателя Карела Чапека задолго до окончательной редакции пьесы. Когда перед автором встал вопрос, как окрестить необычных персонажей, этих гомункулусов XX века, Карел Чапек обратился за помощью к брату. Тот был занят каким-то делом и "выдал" первое, что пришло на ум: ро- бот. Видимо, имея в виду чешское существительное robota. Зна- чение этого слова у нас долгое время неточно переводили как "труд, работа"; лишь недавно, в одной из статей впервые, ка- жется, был дан правильный перевод: "тяжелый, принудительный труд" (и даже "барщина"!) Существенная корректировка. Итак, получается, что Карел Чапек с самого начала создавал драму об искусственных рабах, призванных облегчить человеку жизнь. Рабы же, учит история, остаются покорными лишь до поры до времени! И, стало быть, основной конфликт пьесы как раз и заложен в ее громоздком на- звании, в том самом ключевом слове, которое столь удачно изо- брели братья Чапеки. Но если слово было выдумано, то образ, который оно обоз- начало, писатель просто заимствовал из богатейшего хранилища мировой литературы. Правда, смысл он вложил в тот образ иной, новый, во многом навеянный XX столетием. Что и говорить, предшественников у Карела Чапека хвата- ло. "Роботы" (или "андроиды", вообще любые искусственно соз- данные человеком существа, как их не называй) без труда отыс- киваются в литературах многих стран - и во все времена. Длинный ряд предтеч начинается прямо с металлических по- мощников греческого бога Гефеста, о которых поведал нам в "Илиаде" Гомер. Индийские "Упанишады", "Калевала", средневе- ковые гомункулусы алхимиков. Наконец, големы. ...Где еще могли появиться "литературные" роботы, как не в Праге! Ведь именно в пражском еврейском гетто, если верить легенде, родился самый первый из них - глиняный истукан Голем. Множество мудрецов, реально существовавших и вымышленных, претендуют на авторство, но источники чаще других упоминают местного раввина Иуду Льва Бен-Бецалеля. Он родился, по не- точным сведениям, в 1525 году и умер 84 лет отроду; а глиня- ного истукана он создал с целью защитить общину. Вот одно из колоритных описаний: "эти големы представля- ют собой глиняные фигурки, воспроизводящие какого-нибудь оп- ределенного человека; над ними произносятся таинственные и чудодейственные заклинания, а на лбу у них пишется слово "эмэт", что значит "истина", после чего они оживают и могли бы быть использованы для разных дел, если бы они не вырастали с такой быстротой, что скоро начинают превосходить силой сво- их создателей. Но покуда можно достать до их лба, их ничего не стоит умертвить: надо только стереть со лба первое "э", тогда останется лишь "мэт", что означает "мертвец", и големы мгновенно распадаются, как сухая глина". А потом появились уже знакомое нам чудовище Франкенштей- на, искусственные "куклы" из произведений француза Вилье де Лиль-Адана, немца Гофмана, американцев Бирса, По и Мелвилла... Их повсюду разыщешь. С одной оговоркой. Конечно, никаких идей кибернетики столь почтенные лите- раторы прошлого не предвосхитили - их творения не имели почти ничего общего с роботами современной науки. (И, вероятно, на- уки ближайшего будущего: какими бы совершенными они ни стали, навряд ли мы обнаружим в них хоть какое-то подобие человека. Просто это будет не нужно...) Легендарная кукла средневекового ученого и алхимика Аль- берта Великого, изящные автоматы французского мастера-кудес- ника Вокансона, поражавшего августейших особ на исходе XYIII столетия, - все это были хоть и дивные, но игрушки. Зато идею англичанина Чарлза Бэббиджа - "аналитическую машину", способ- ную производить математические вычисления, - к кунсткамерным безделицам не отнесешь. Лишь отсутствие надлежащей техничес- кой базы помешало дерзкому изобретателю построить первый в мире-компьютер; пришлось ждать 1949 года, когда эти лавры до- стались американскому ученому Говарду Эйкену из Гарварда. Итак, на протяжении веков писатели раздумывали над "за- гадками" своими, писательскими. Спор на страницах их книг ка- сался проблем, относящихся всецело к области человековедения, а вовсе не науки кибернетики. А замахнулись-то они на проблему могучую, проблему проб- лем! Человек в роли Создателя... И конечно, со всеми вытекаю- щими последствиями: согласно священному писанию, у библейско- го "конструктора" проблемы тоже начались как раз после созда- ния разумного существа. Библейский прототип просматривается во всех "роботах" романтической литературы, начиная с чудовища Франкенштейна. Ведь там же, в Библии сказано: великое знание - великая скорбь; подмеченная древними авторами двоякая суть познания заново явила себя в притче о роботах. А в преддверии эры нау- чно-технического прогресса дело было поставлено на научную же основу. Роботы стали рождаться в лабораториях и на основании выверенных расчетов. Только вот проблем от этого не убавилось. По-прежнему изобретатели-безумцы создавали вереницы ис- полнительных и идеально программируемых рабов, чей труд дол- жен был обеспечить праздную жизнь людям, грезившим о легенда- рном Золотом Веке. Но, снабдив искусственных рабов каким-ни- каким, а интеллектом, разумом, создатели уже имели дело не с механизмами - с людьми, ведущими себя по-своему. Люди же вряд ли будут безропотно сносить гнет каких бы то ни было "прог- раммистов", по крайней мере, со временем бунт против заложен- ной программы станет неизбежен. То есть: либо люди - либо механизмы. Польский писатель-фантаст Станислав Лем хорошо подметил самую суть всей научной фантастики о роботах. Он задал на пе- рвый взгляд риторический вопрос: действительно ли они прог- раммируемы, роботы? Если да, то они - неразумны и являются не более чем удобными в употреблении механизмами, после чего всякий разговор о "бунте роботов" теряет смысл. Если нет - если они способны сами себе задать программу, - тогда это уже не роботы, не механические батраки человека, а в полном смыс- ле слова разумные существа, с которыми поневоле придется счи- таться и Конструктору. ...Однако все эти жаркие споры вокруг научно-фантасти- ческих роботов разгорятся позднее (и мы к ним непременно вер- немся). Пока же, в канун третьего десятилетия нашего века чешский писатель едва приоткрыл первую страничку огромной книги, которую сообща допишут его коллеги. Он лишь вольно пе- ресказал древнюю историю о том, как искусственно созданное существо опрокинуло все планы конструктора. Впрочем, рассказал эту вековую притчу Карел Чапек, сооб- разуясь с духом времени - на современном материале и вполне современным языком. Монстр Франкенштейна был плодом фантазии писательницы, работавшей в жанре готического романа - и книга ее полна страстей и кошмарных тайн. Голем (в 1915 году, кста- ти, вышел пользовавшийся огромной популярностью роман под та- ким названием австрийца Густава Мейринка) и вовсе был порож- дением средневекового сознания. Карелу Чапеку оставалось лишь найти более подходящий ко времени эквивалент "готическим" страстям и чернокнижной каббале. И он нашел, чем их заменить. Еще раз представим себе: 1920 год. Только что закончи- лась самая кровопролитная война в истории. И два года, как вся образованная Европа зачитывалась апокалиптическими проро- чествами немецкого философа Освальда Шпенглера, его книгой "Закат Запада". Трех лет не прошло с того исторического дня, когда в России свершилась пролетарская революция. И год назад молодой английский физик Эрнест Резерфорд успешно осуществил первую ядерную реакцию расщепления... А на другом континенте, в Америке, подспудно и неудержимо вызревал Великий Кризис 1929 года, до основания потрясший мир капитализма. Да и ма- ленькой Чехословакии меньше двух десятилетий оставалось до того позорного дня, когда ее с торгов пустят в Мюнхене. В социальной прозорливости чешскому писателю не откажешь, в свою пьесу он вложил не только мысли и образы, почерпнутые у предшественников, она полна и его собственными предчувстви- ями надвигавшихся испытаний. В очерке "Самолет", появившемся спустя несколько лет после пьесы "R.U.R", Карел Чапек сформулировал свою мысль предельно четко: "Прежде человек всегда жил в пещерах. Но ко- гда их стало не хватать, он не занялся рытьем искусственных пещер в земле, а поступил совсем иначе: начал устраивать ис- кусственные пещеры на земной поверхности, то есть строить до- ма. Решив вооружиться клыками, как лев, или рогами, как буй- вол, он не стал брать клыки в рот или прикреплять рога к го- лове, а взял все это в руку. Человеку удавалось догнать при- роду только в тех случаях, когда он приступал к делу иначе, чем она. До тех пор пока человек старался махать крыльями, как птица или бабочка, все его попытки полететь кончались не- удачей. Задавшись целью передвигаться по земле быстрей, он не стал пристраивать себе четыре ноги, как у оленя или лошади, а сделал колеса... Вся техническая фантазия человека состоит в том, чтобы взяться за дело не с того конца, с которого берет- ся природа; я бы сказал, с прямо противоположного." Переход от богопротивного замысла (создание разумного существа) ко вполне утилитарной технической затее (промышлен- ное производство дешевой и покорной рабочей силы) задан прямо в прологе драмы. Отличия в подходах двух Россумов, отца и сы- на - это еще и моральная "пропасть", разделившая две эпохи. "... старый Россум понимал это буквально. Видите ли, он мечтал как-то там... научно развенчать бога. Он был ужасный материалист и затеял все исключительно ради этого. Ему нужно было только найти доказательство тому, что господа бога не требуется... Старик годился, быть может, для университета, но он понятия не имел о промышленном производстве. Он-то думал делать настоящих людей... Только молодому Россуму пришло в голову выпускать живые, наделенные интеллектом рабочие маши- ны... Молодой Россум... - это был новый век. Век производства после века исследования". Пафос приведенного фрагмента только усиливается, если напомнить читателю, что фамилия героя в данном случае - "го- ворящая": Россум по-чешски означает "разум". Итак, старое - разум исследующий, разум-богоборец - уступает дорогу новому: разуму эгоистическому, прагматическому и бездушному. Разуму предпринимателя, а не ученого. Трагические последствия этого сдвига ценностей и состав- ляют содержание пьесы; финал же ее заложен в прологе. Там есть любопытный диалог: " - Как вы думаете, какой рабочий практически лучше? - Какой лучше? Наверное, тот, который... ну, который... Если он честный... и преданный... - Нет, тот, который дешевле. Тот, у которого минимум по- требностей. Молодой Россум изобрел рабочего с минимальными потребностями. Ему (Россуму.- Вл.Г.) надо было упростить его. Он выкинул все, что не служило непосредственно целям работы. Тем самым он выкинул человека и создал робота. Роботы - не люди... Механически они совершеннее нас, они обладают неверо- ятно сильным интеллектом, но у них нет души". Вот оно, слово: душа... Дальнейшее развитие действия уже ясно, легко вычисляется непосредственно из завязки. Роботы восстают против хозяев, уничтожают почти все население Земли (в живых остается один человек, но он бессилен остановить процесс угасания челове- ческого рода), но сами не в состоянии выжить без людей. Без тех, кто их сотворил на свою погибель. Зрителей начала века чапековская драма по-настоящему пу- гала - в те времена были широко распространены страхи, свя- занные с набиравшей первые обороты машиной научно-техническо- го прогресса. Нас, сегодняшних читателей, роботы Чапека вряд ли способны ужаснуть, зато лишний раз заставят задуматься о цене прогресса, символом которого они и заданы в пьесе. А может быть, и правда - все эти зловещие предостереже- ния сегодня отдают этаким несерьезным "ретро", о коем принято вспоминать с ностальгической, а то и откровенно иронической улыбкой? Как знать... Но чему впору подивиться, так это тому, как точно и мудро чешский писатель расставил социальные ак- центы в пьесе - не в пример многочисленным последователям! Убежденным, образованным социалистом Карел Чапек, разу- меется, не был (и в его пьесе отчетливо слышны отголоски дав- ней боязни либерального интеллигента перед пролетариатом). Однако он смотрел в корень: виновником зла в его пьесе выве- ден не ученый - создатель роботов, а капиталист, предпринима- тель, воспользовавшиейся плодами его трудов. В 20-е годы раз- глядеть эту определяющую "деталь" смогли не многие... Искусство в 1920 году было занято совсем иными проблема- ми. Английский писатель Дэвид Лоуренс продолжал шокировать общество своими чересчур смелыми книгами, выпустив новый скандальный роман "Женщины в любви". В России, вдохновленные революционными переменами, три молодых скульптора Татлин, Ли- сицкий и Цадкин объявили о создании нового направления - кон- структивизма (еще не подозревая, что весьма скоро подвергнут- ся за это гонениям у себя на родине). В Америке кумир кино- зрителей Дуглас Фэрбенкс сыграл новую роль в приключенческом боевике "Знак Зорро", породив бесконечную цепь продолжений... Искусство настойчиво бежало от реальности, перепуганное настолько, что даже сами мысли о ее, реальности, перспективах вызывали зубную боль. А тут - роботы. Не этим ли объясняется долгая жизнь чапековской драмы? В слитном хоре испуганных голосов, предающих науку анафеме ("все зло от них, от ученых - война, машинизированное произ- водство, нивелировка личности"!), голос чешского писателя прозвучал неожиданно трезво и спокойно. Рисуя апокалиптичес- кие картины гибели цивилизации, он настойчиво поторяет свой вопрос: а кто виноват? Наука - или тот общественный строй, что беззастенчиво присваивает продукт умственного труда уче- ных (так же, как прибавочный продукт труда рабочих)? И конечно, по-прежнему не устарело - да и устареет ли когда-нибудь? - само это слово: "робот". Двойник человека, по сути, его же отражения в кривом, коварно все искажающем зеркале прогресса. Наше собственное "я", не приукрашенное, а такое, какое есть - со всеми достон- ствами и недостатками... Роботы научной фантастики отправились в свой далекий, путаный и многотрудный путь по страницам сотен, если не ты- сяч произведений, получив благословение "крестника". И кто из любителей научной фантастики хоть на мгновение усомнился, прочитав в одном из таких произведений, написанных много лет спустя, как далекие потомки "россумовских роботов" торжест- венно клянутся... священным именем Карела!